ИЗ ИСТОРИИ СПОРТИВНОГО ТУРИЗМА
ПО ДРЕЙФУЮЩИМ ЛЬДАМ СЕВЕРНОГО ЛЕДОВИТОГО ОКЕАНА
С первых шагов всё было внове, до этого у некоторых участников был только опыт пересечения проливов и «каботажные» переходы по прибрежным льдам. Но прибрежные гряды торосов не сравнить с полями торосов в открытом море. В проливах полынья от ледокола предсказуема и неизменна, здесь же разводья то сходятся на глазах, то расползаются на сотни метров.
Особенно доставали поля торошения, временами они тянулись вдаль, насколько хватало видимости с самой высокой глыбы (а высота их доходила до 10 метров). Тяжелогруженые нарты (стартовый вес на каждого был под 60 кг) кувыркались в этом хаосе, цепляясь за каждый выступ, то и дело приходилось «челночить», оттаскивать рюкзак и возвращаться за санками. Детские саночки из полиэтилена раскрошились и были выброшены в течение первой недели. Изготовленные В. Николаевым по аэрокосмическим технологиям трое саней жесткой конструкции дошли примерно до середины маршрута. До конца со следами многочисленных ремонтов продержались только гибкие металлические санки-волокуши С. Гашева. Выдержка из отчета В. Чукова: «…Барьеры торосов идут без перерывов, до 5-8 метров сплошной стеной… Глазам не верится, что через этот хаос льда можно пробраться. Порой приходится делать настоящие цирковые номера…».
 |
 |
Спасибо советским «Бескидам», к концу похода они выгнулись наизнанку под площадкой от постоянного балансирования на носке и заднике, а поверхность между кантами заметно стерлась острыми льдинами. Но они выдержали! Только 2-3 лыжи в обеих группах, коварно изготовленные встык под грузовой площадкой, в этом стыке и сложились.
Помимо естественных трудностей торосы преподнесли нам еще одну неприятность, сорвавшую, может быть, грандиозное навигационное начинание.
Тесная связь с военным космосом позволила нам заполучить на маршрут аварийный радиобуй КОСПАС-САРСАТ и организовать мудреный канал связи между группой и московским центром КОСПАС. Правда, обратная информация приходила не очень быстро, но приносила наши точные координаты на момент включения буя. И первое же включение подтвердило, что мы не зря тащим эту пятикилограммовую бандуру, видом и весом ничем не отличавшуюся от здоровенного огнетушителя. То есть это был прообраз того, что сейчас стало навигаторами GPS и ГЛОНАС. Только чуть больше по размеру и
|
|
хлопотнее в использовании. Приемником нашего “GPS” служила маршрутная радиостанция «Ледовая-2» (любезно предоставленная радистами группы Шпаро), сигнал на которую приходил не сразу со спутника, а по длинной цепочке из военных, пограничников, полярников через Москву – Голицыно – Воркуту – погранзаставу на Среднем и полярку на Голомянном. И ведь сработало!
К великому сожалению первый сеанс навигации по радиобую стал и последним. Слабым местом прибора в наших условиях был тонкий штырь антенны, торчащий из этого «огнетушителя». Поскольку нам достался штатный корабельный аварийный радиобуй, который должен спокойно плавать в море и «пищать» на спутник, а не корячиться во льдах. На 2- 3-й день очередное падение в торосах сбило согласование антенны, и все последующие дни мы получали из Москвы координаты своей первой точки. А ведь сам буй работал, мы его в обусловленное время включали, но спутники его уже не видели.
 Редкие ровные поля |
А основным навигационным средством в то время был обычный строительный теодолит Т-30. Понятно, что привязаться ни к одному торосу нельзя, мало того, что они не отмечены на карте, так еще плавают, куда хотят. Теодолитом снимали положение солнца (когда оно было), а потом штурман брал калькулятор (потому что расчетные таблицы он забыл дома!), незабытые специальные таблицы, навигационный журнал, аэронавигационную карту со склонениями, карту дрейфа льдов, транспортир и что-то еще, долго колдовал в углу палатки и, наконец, выдавал наше местоположение с точностью 6-10 км. Естественно, подстраховка с радиобуем была бы не лишней, тем боле учитывая, что в Арктике случаются пурги и несколько дней солнца не бывает, а в это время дрейф уносит группу в неизвестном направлении.
В завершение навигационных неприятностей отмечу, что не долго сопротивлялся торосам одометр, специально сконструированный и изготовленный замечательным туристом и большим умельцем Виктором Николаевым. Но в Москве ни Витя, ни одометр и представить не могли, что их ждет в Арктике. Зато отлично показали себя лыжные крепления, нарты, ледобуры и многое другое, сделанное Витиными руками.
Из техники безотказно работали только примусы «Шмель» и радиостанция«Ледовая-2», тщательно оберегаемая нашим радистом Володей Чураковым. Под теплой одеждой он постоянно держал массивный пояс с аккумуляторами, а на вечерних стоянках разворачивал высокую радиомачту на растяжках, собиравшуюся из лыжных палок по проекту Вити Николаева.
 Радиомачта в лагере |
Эта мачта почему-то больше всего заинтересовала двух белых медвежат, заглянувших однажды вечером в наш лагерь под присмотром огромной мамаши. Из дневника В. Хабарова: «Разбили лагерь и укладываемся на ночлег. Голос: «Скорей ракеты, медведица с медвежатами!» Все смеются, думают розыгрыш, но в палатку влезает рука Павла Величко и судорожно шарит в поисках анорака с ракетницей, а в двух метрах от него хозяйка Арктики с медвежатами идет прямо в палатку. Толпа подняла такой крик, что медведица отскочила метров на десять. Из проема палатки высовываются все девять рож и орут. Филиппов пускает в медведицу ракету, и она чешет за торосы, подгоняя малышей». По нормальной медвежьей логике медведица должна была если не сразу сожрать меня, то хотя бы понадкусывать. Но ко времени нашей встречи внешний вид и походный душок, от нас исходящий, наверное, уже не вызывали аппетита даже у медведей.
 Переправа |
Зато день ото дня возрастал аппетит у нас. На маршруте половина группы по заданию ученых должна была принимать доппитание – порошок белково-витаминных добавок, похожий на сухое молоко, который сразу окрестили «белой гадостью». Расфасованный в бумажные кулечки, во время приема он просыпался, разлетался по палатке, прилипал к языку и зубам. Но теперь, научившись замешивать порошок с водой, получившуюся кашицу называли «белой радостью», смущенно отворачиваясь от голодных завистливых взглядов второй половины группы.
Впрочем, порошок был самой невинной частью полновесной программы Института медико-биологических проблем, которую мы добровольно-принудительно взвалили на себя. До выхода и по возвращению вся группа прошла контрольные медицинские и психологические обследования, а то, что напридумывали академик Газенко и профессор Волович для выполнения на маршруте, не всякий пациент выдержал бы даже в стационаре. Программа психо-физиологических и специальных исследований в экстремальных условиях длительного лыжного похода в Арктике, так назывался этот трактат на пяти (!) листах, по сложности и напряженности едва ли не превосходила сам поход. На радостях, что в группе два профессиональных врача, туда включили ежедневные измерения температуры, давления и пульса, замер суточной мочи в индивидуальных градуированных бидончиках, периодические социально-психологические и степ - тесты с оценкой восстанавливаемости организма.
Апофеозом был забор крови из вены в походной палатке посреди дрейфующих льдов. Анализы бережно укладывались в сумку-холодильник, чтобы свеженькими доставить их в Москву. Самое удивительное, что программа выполнялась до последнего, пока проблема выживания группы не перевесила все медико-биологические проблемы Минздрава. Интересно, сколько диссертаций пополнили эти уникальные материалы?
Ночной сюрприз |
Ну а между обследованиями и исследованиями были километры, трещины, торосы, полыньи и разводья.
Ровные ледяные поля выдавались редко, и удовольствие от них было недолгим. Через несколько километров поднималась очередная гряда торосов, или гладь льда разрезали трещины и полыньи. Иногда это происходило на наших глазах, приходилось перебегать через растущую гряду, которая трещала и дыбилась под лыжами, издавая набор самых немыслимых звуков – скрипы, визги, канонады. Или дружно форсировать расползающуюся трещину, пока она не превратилась в широкое разводье.
Узкие трещины, которые перешагивались на лыжах, перестали считать на второй – третий день, сбившись со счета. Еще через неделю закончили счет наведенных мостиков из подручных ледяных глыб. Серьезным препятствием оставались широкие полыньи и разводья. Открытая вода издали предупреждала о себе зловещим черным горизонтом. В таких местах приходилось разбивать лагерь и ждать «у моря погоды», когда ветер придвинет берега полыньи поближе друг к другу, хотя бы метров до 100-150.
Ледовый мостик |
Для переправ на такие расстояния существенную часть груза в группе составляло водно-лыжное снаряжение: надувная лодка, 200-метровые бухты строп, насосы и проч. Прорубали тонкий лед и зачаливались ледорубом, а гребли и раздвигали льдины лыжами. Передовой десант на противоположном берегу разматывал стропу, и бурлаки на всех парах таскали лодку туда-сюда, челноком переправляя снаряжение и людей. От скорости процесса зависело, успеет вся группа собраться вместе или разъедется на разных льдинах в бескрайних просторах океана. Опасались еще появления нерпы – любопытный зверь легко мог пропороть или перевернуть лодку. К счастью, в полынье ни разу не встретились, видели только издали в открытом море.
Медленнее, чем планировалось, мы все-таки приближались к промежуточному финишу – острову Ушакова. Хотя надежда достичь ЗФИ таяла с каждым днем. И реально остров должен был стать нашей конечной целью. Рассчитывать на гладкий лед по ту сторону было легкомысленно, а в других условиях мы никак не укладывались в оставшееся время. Да еще недуги, навалившиеся на руководителя и автора этих строк, сдерживали группу, вынуждая разгружать больных и дожидаться их на привалах. Два военврача, Виктор Яровой и Андрей Филиппов, в походных условиях так и не смогли диагностировать эти недуги. Юра просто скрывал от всех болезнь, и это закончилось трагедией через два года, а мое состояние так и осталось невыясненным. Но там во льдах, чтобы сделать шаг, надо было мозгами заставлять ноги этот шаг сделать. А перелазание даже невысокого тороса, хотя и с облегченным рюкзаком, без санок, требовало мучительного напряжения всех сил. Тягостное ощущение. И пристрелить было нечем, оружие не брали, только сигнальные ракеты.
 Дальнее плавание |
Однако все эти трудности и невзгоды, как оказалось, были не главной нашей проблемой. После очередного вычисления координат вдруг оказалось, что мы запилили примерно на 70 км к северу и еще на 10 км западнее меридиана о. Ушакова (?!). Такого быть не могло даже при попутном дрейфе. Подозрение пало на теодолит, поврежденный при очередном падении. И в момент осознания этого факта все прошлые проблемы стали совершенно никчемными. Теперь, когда вслед за поломкой радиобуя КОСПАС отказал теодолит, и без того критическое положение группы переросло в катастрофическое. Найти иголку в стоге сена гораздо проще, чем несколько букашек в этих бескрайних льдах. Говоря конкретнее, найти нас не сможет никто и никогда. Потому что мы сами не знаем своих координат, даже приблизительного квадрата. Самолет Леваневского ищут с тридцатых годов…
Оставался только вопрос времени, а оно определялось оставшимся запасом провианта и жизненных сил. Продуктов и бензина осталось совсем мало, а вот жить хотелось сильно. Конечно, сдаваться на волю волн никто не собирался, по крайней мере один вариант спасения был – идти на юг, до материка. На север до Канады все равно не дотянуть, да и выход на канадский берег в то время приравнивался к измене Родине (это много позже за такой подвиг Михаил Малахов стал Героем России). Осмысление создавшейся обстановки заняло несколько часов, но вариант поломки теодолита был отстранен, т.к. он «ехал» в рюкзаке, да еще и в жестком футляре и заметным ударам подвергаться не мог.
Другой привязки все равно не было и, приняв полученные координаты за истину, было принято решение идти к южному берегу Карского моря.
 Бесконечные поля торошения |
Группа «Арктика» (тогда радиопозывной, а сейчас название известного Экспедиционного центра) к этому времени уже вышла на остров и безуспешно пыталась прорваться дальше. Отчаянный трехдневный штурм полыньи к западу от острова закончился купанием, и Чуков вернул группу на полярку. Времени и провизии на повторную попытку у них тоже не оставалось. Вот что он пишет о своих приключениях: «Какое-то время катаемся на небольшой льдине, куда забрались всей группой при движении по снежным мостам. Идти некуда. Вынуждены сидеть и ждать, пока нас прибьет к какому-нибудь берегу. Катаемся на своем «корабле» около часа, нас прибивает к небольшому заснеженному полю. Далеко пройти по нему не удается. Выжидаем, а мимо проносятся льдины и целые ледяные поля. Справа, на юго-западе, открывается безбрежная полынья, а на горизонте за ней – остров и полярка. За ночь льды сплотило, выбираемся на заснеженное поле». О драматичной обстановке у товарищей мы узнавали из радиообмена и от этого становилось еще тревожнее.
А дома наши жены, получая отрывочную информацию с Севера: заблудились, пропали, погибают, – объединились в неформальную организацию и готовились к сбору средств для фрахта самолета, поиска и спасения родных мужиков. По тем временам нужную сумму собрали бы, наверное, за несколько лет. Нам столько не продержаться.
Экстремальная ситуация мобилизует и увеличивает силы человека, причем не только физические, но и умственные. Сергей Гашев и Володя Чураков синхронно со штурманом соседней группы Валерой Лощицем каждый в своей точке определили высоту солнца в зените, в полдень. Благодаря постоянной радиосвязи с группой «Арктика» эта нехитрая операция подтвердила, что мы находимся на долготе о. Ушакова и севернее острова.
Несколько дней прошли в тревожном ожидании: вдруг за очередной грядой торосов откроется остров. Но тщетно. Снова и снова в сознание заползала мысль – а может, остров все-таки остался позади, и мы бредем к далекой-далекой арктической тундре? Каждый гнал от себя эти мысли, но легче не становилось, остров не появлялся. Обстановка опасности чрезвычайно сплотила группу, дала инъекцию допинга, затушила возможные в такой ситуации нытье, неуверенность, противоречия, выдвинулись неформальные лидеры.
Между тем заканчивался бензин. Еду уже не готовили, обходились сухим пайком. Растягивая остатки горючего, только топили снег для питья. Впрочем, скоро не стало и снега, в ход пошла соленая морская вода.
 Цветы на тонком льду |
В тот день, когда на горизонте появилась белая полоска, похожая не на гряду торосов, а на опустившееся на лед облако, ледовая обстановка стала совсем гиблой. Не сразу поняли, что «облако» - это снежный купол острова, а мы влезли в широкую, многокилометровую прибрежную полынью, покрытую свежим, только образовавшимся льдом. Главная тревога последних дней ушла – мы все-таки двигались в нужном направлении. Но ее место сразу заняла другая: а все ли дойдут по такому льду до острова? И опасения оказались не напрасными.
Лед даже не пробивался, а протыкался лыжной палкой, и снизу бил фонтанчик морской воды. Под лыжами лед прогибался, зыбкая поверхность колыхалась, вызывая дрожь у идущего следом. Стало по-настоящему страшно. Собраться вместе было нельзя, невозможно было даже остановиться самому, лед сразу начинал проседать, а из-под лыж сочилась вода. Оставалось только непрерывно бежать в надежде, что впереди будет лучше. А если хуже? Впрочем, альтернативы все равно не оставалось, на километры вокруг было одно и тоже. Остров, как мираж, маячил впереди, но никак не приближался. Почти все в большей или меньшей степени ощутили смертельный холод морской воды, кто по колено, кто по грудь, чудом зацепившись за тонкую кромку льда. При этом нилас (тонкий морской лед) не трещит, как на реке, а без предупреждения проваливается под ногами. Помочь провалившемуся можно было только ползком, распластавшись на льду со слабой надеждой, что сам не попадешь в ту же ловушку.
Передохнуть удавалось на небольших линзах прочного льда или осколках старых льдин, но они встречались порой через 2-3 часа бега буквально по «минному полю». Благо рюкзаки уже были максимально разгружены, и хватало сил двигаться без отдыха. На одной из таких линзочек, диаметром чуть больше палатки, даже переночевали, проснувшись в лужах талой воды. Но главное, что ее не унесло обратно в море и не раскрошило ветром.
Когда на пути повстречалась стамуха (осколок многолетней льдины), решили разбить лагерь и хоть немного снять нервное напряжение. Оказалось, на этом надежном островке в 10-12 километрах от о. Ушакова закончился наш маршрут. Но не закончились злоключения.
 В туманную даль |
Отдышавшись, стали делать выходы в поисках прохода к берегу. Но прочного льда не было нигде. Пригодное для движения ледяное поле через сотню – другую метров превращалось в тонкую корку льда или вовсе открытое разводье. Перелететь бы полынью, и все мучения закончатся, но своих крыльев у нас нет, а оба руководителя, и Подрядчиков, и Чуков, ярые противники помощи со стороны. Отрывать полярную авиацию от напряженной программы в короткий арктический сезон они не станут. Ситуация, хоть и не перестала быть критической, но казалась теперь не такой безнадежной. Все-таки остров перед нами, виден крутой обрыв берега, всего-то один, последний забег, и мы на твердой земле, в уюте полярной станции. А там можно ждать попутного борта хоть до лета, раньше то его и не будет. Только одно но: уже настал май, лед не крепчал, а все больше раскисал, попутного ветра не было, чтобы пригнать обратно крепкие ледяные поля.
Чуков предлагал выйти на помощь с острова с еще одной надувной лодкой и запасными лыжами, но чем он мог помочь? Полынью не сомкнуть, только попал бы в западню не лучше нашей.
И случилось то, что должно было случиться уже давно. То ли потеряв, от долгого напряжения, бдительность и осторожность, то ли лед окончательно раскис, но во время очередной разведки Витя Николаев внезапно оказался в воде. Дойдя до опасного места, он хотел развернуться обратно, остановился на секунду, и этого хватило, чтобы тонкий лед бесшумно провалился под ним. Краев у его проруби не было, мягкий лед крошился, не давая даже зацепиться, не то что опереться. Соленая морская вода не замерзает при 0 градусов, зимой у нее отрицательная температура. Ледяная вода обожгла тело, а лыжи и намокшая одежда потянули вниз. Лыжи Вите удалось сбросить, тяжелые «Бескиды» ушли в темную глубину океана. Шедший следом Гашев не мог подойти близко, не было с собой и веревки. Действительно, потеряли бдительность, до этого у каждого к рюкзаку был пристегнут моток репшнура для помощи утопающему. Теперь ходили без рюкзаков и без веревки. Сергей упал на лед, сцепил лыжные палки и пытался протолкнуть их к полынье. Получилось не сразу, а окоченевшие Витины пальцы уже не могли схватить темляк. Силы быстро уходили, все глубже проникал холод, голова погружалась в воду и выныривала снова. До трагедии оставались секунды.
Вдруг рука Виктора попала в темляк и зацепилась за палку. Появилась «соломинка», однако вылезти на лед не удалось. Подобно ледоколу крошил Виктор тонкий лед, а Сергей отползал от опасного края. Заплыв продолжался минут десять, наконец лед позволил перевалиться наверх и отдышаться. Так же ползком ребята двинулись к лагерю. Кто-то принес лыжи, Витя смог встать на ноги и дойти до палатки. На него было страшно смотреть: переохлаждение, стресс, крайняя усталость изменили всегда неунывающего Николаева до неузнаваемости.
Настало время докторов, начались реанимационные мероприятия. Правда, врачи мало чем могли помочь, кроме растирания, горячего чая на остатках бензина и спальника с двумя отощавшими грелками по бокам. Помогли ли процедуры или регулярное московское «моржевание», но утопленник стал приходить в себя. Конечно, оставаться в холодной палатке было нельзя, осложнения могли быть хуже самого купания. Да и мое состояние не улучшилось, в результате здорово поморозил пальцы. Прорываться дальше тоже невозможно – теперь без лыж на тонкий лед просто не встать. Андрей Лушников как эквилибрист каким-то чудом умудрялся предыдущие дни идти на одной лыже, как на самокате (вторую тоже утопил, провалившись в полынью, а запасных уже не было).
Как ни противился руководитель, теперь санрейс стал неминуем. Под натиском всей группы Подрядчиков дает добро радисту послать SOS. Володя Чураков связывается с группой «Арктика» и Чуков передает нашу радиограмму на Северную Землю. Осталось дождаться решения руководителя Высокоширотной экспедиции Валерия Лукина, находящегося сейчас на о. Среднем, и прилета помощи.
Во все времена, еще задолго до рождения МЧС, на Севере спасение и помощь стояли на первом месте, отодвигая все другие, часто важнейшие дела и задачи. Даже выручка таких как мы чудиков-туристов, не говоря о масштабных операциях по спасению Нобиле, челюскинцев и других экспедиций. Вот и сейчас уставший экипаж полярного асса Владимира Освальда сразу вылетел на о. Ушакова. Выгрузив запас горючего на обратную дорогу, вертолет ушел на поиски нашей палатки. А ее действительно надо было еще найти, ведь мы только знали азимут на остров и очень приблизительное расстояние до него. Во льдах этого оказалось мало. Услышав гул, все радостно высыпали «на улицу», готовые к погрузке. Но не тут то было. Галсами прочесывая пространство надо льдами, машина вдруг развернулась, не долетев до нас метров 500. Что случилось? Пускаем ракеты, а Володя Чураков метнулся в палатку к рации. Вертушка вышла на исходную позицию и вновь широким зигзагом пошла в нашу сторону.
Авиационная и наша рации работали на разных частотах, поэтому связь с вертолетом поддерживалась через радиостанцию полярки на о. Ушакова, рядом с которой со своей армейской станцией сидел радист «Арктики» и транслировал наши сообщения. Пока по этой цепочке до пилотов доходил наш отчаянный призыв не разворачиваться, а лететь дальше, было поздно и все повторялось сначала. На очередном заходе вертолет неожиданно сел на лед. Нас они так и не нашли, не понимая, как такое может быть: мы стреляем ракетами, кричим, что совсем рядом, а с борта никто ничего не видит. Кто-то из экипажа вылез на винт и стал озираться по сторонам. По рации получаем сигнал: по отмашке пускать последнюю оставшуюся ракету. Пускаем. Механик радостно машет руками, увидел!
Остальное было делом техники, но какой филигранной! На нашей льдинке было два ровных пятачка: на один точно вписалась палатка, а на второй без прицеливания Освальд посадил тяжелый МИ-8. На маневры у него просто не было времени, горючего осталось только-только вернуться на остров. На погрузку дал он нам 30 секунд – двигатель вертолета не глушился. Рюкзаки, люди, палатка вперемешку полетели в вертолет. На льдине остались только ненавистные градуированные бидончики, о которых прилетевший Санин настойчиво напоминал нам, как бы не забыли.
Впечатления и переживания другой, искавшей стороны, описаны в упомянутой книге В. Санина. В том числе крепкие слова, отпущенные в наш адрес руководителем ледовой разведки В. Лукиным. На языке профессионалов – полярников то, в чем мы сидели, называется открытой водой, а не «краем тонкого льда», как мы ориентировали летчиков. В открытом море нас не искали, даже не смотрели в ту сторону, долетая до настоящего края льда. Со стыдом признавая свою некомпетентность, надо отметить, что в тот год спортивный туризм получил первый опыт визуального и практического определения прочности морского льда именно для лыжника, первые технические и тактические приемы преодоления таких специфических препятствий, как поля торошения, трещины, широкие полыньи, опыт навигации и ориентирования на дрейфующих льдах.
И в заключение цитата из книги: «Лишь спустя несколько месяцев я узнал, какой рискованный маршрут избрали команды Подрядчикова и Чукова. В свое время по нему хотела пройти команда Д. Шпаро, но специалисты признали этот маршрут невозможным для прохождения на лыжах – ввиду чрезвычайно сложных ледовых условий: большого количества трещин, разводий, участков открытой воды и обширных заприпайных полыней к востоку от архипелага Земли Франца- Иосифа, у острова Ушакова и к западу от Северной Земли.
Не только я, Чуков и Подрядчиков тоже не знали об этом мнении специалистов. А может быть, знали? Во всяком случае, когда я спросил об этом Чукова, он улыбнулся и сказал: «Все равно пошли бы».
И они действительно пошли – навстречу самым суровым испытаниям, выпадавшим на долю арктических путешественников в последние годы».
Правда, Санин написал это до испытаний, выпавших на долю Чукова и его товарищей во время экспедиций к Северному Полюсу. А там было еще суровее.
Как показал послепоходный анализ, теодолит действительно был исправен. А наши подозрения спровоцировал необычайно сильный попутный дрейф. Настолько сильный, что мы в это не поверили. И, приговорив теодолит, чуть не подписали смертный приговор себе самим.
Через день после спасения с льдины обе группы уже летели попутным бортом на Ленинград. У Вити Николаева в этот раз все закончилось благополучно, без осложнений. А у меня осталось незабываемое впечатление от вида отвисшей челюсти врачихи нашей военной поликлиники, когда в середине мая, посреди зеленеющей Москвы, я снял грязные бинты с почерневших отмороженных пальцев.
|
Вот так это было 25 лет назад. Группа «Торос» на старте: врач В.Яровой, руководитель Ю.Подрядчиков, радист В.Чураков, завхоз П.Величко, штурман С.Гашев, 2-й штурман А.Лушников, врач А.Филиппов, фотограф В.Хабаров. За кадром реммастер В.Николаев.  |
Владимиру Семеновичу Чукову не занимать упорства, и на следующий год он придет к своей прошлогодней цели – Земле Франца-Иосифа. Но не с воздуха и не с материка, а… с острова Ушакова, на лыжах, по льдам. Чтобы закончить «тренировочный» маршрут и еще через 3 года дойти до Полюса. Впервые в мире на лыжах, автономно, от кромки арктического побережья без промежуточных дозаправок продовольствием, снаряжением или топливом, без использования вспомогательных транспортных средств, без ледовой авиаразведки и навигационного сопровождения.
P.S. Через 2 года после нашей эпопеи на пути к Северному Полюсу от внезапно обострившейся болезни погиб Юрий Подрядчиков.
В 1989 году во льдах Арктики остановилось сердце Александра Рыбакова.
В 1991 году в горах Памира трагически погиб Виктор Николаев.
